Адам Сен-Моор - Четвертая пуля [Похищение. Четвертая пуля. Пусть проигравший плачет]
Комната пропахла табаком, окурками, десяток раз зажженными и в конечном счете заброшенными на краю стола или раздавленными каблуком. Старые досье покрылись пылью, громоздясь штабелями с того дня, как он засел в бюро номер 47. Ни одна уборщица не рисковала зайти к Винсену. Бывало, призадумавшись об этом, он по вечерам приоткрывал окно для «обновления воздуха». Но подобные мысли приходили к нему крайне редко, особенно в зимние месяцы.
Он один был способен выдержать подобную атмосферу, находя ее даже очень подходящей. Сослуживцы тщательно избегали визитов к нему; что же до подчиненных инспекторов, те входили в бюро лишь по настоятельной просьбе своего патрона. В полиции никогда не называли бюро комиссара Винсена не иначе как «медвежья берлога». И все знали о чем идет речь, и о ком.
Винсену это не казалось несправедливым. Ему все было безразлично.
Он захрапел. Его сиеста всегда заканчивалась так: громким храпом.
Потом он вздрогнул и открыл глаза. Из-под стола приятно грел электрорадиатор. Винсен фыркнул, — протер глаза и зябко потянулся. В бюро чувствовалась прохлада. Сигарета уже погасла. Он вытащил ее, вновь прикурил и поднялся.
Войдя, он бросил свое пальто на стол. Теперь подняв его и порывшись в карманах, тяжелым шагом направился к окну. В стекле отразилась широкоплечая коренастая фигура крестьянина из Руерга — оттуда он был родом.
Винсен имел репутацию самого хмурого комиссара в парижской полиции. У него на лице редко было написано желание если уж не улыбнуться, то хотя бы стать приветливым. Человек-скала, стоящий на своем месте, «в своем ряду», как без устали вечерами повторял он мадам Винсен, рассказывая ей о историях «Дома».
Но сейчас комиссар задержал свой взгляд на Сене. По реке поднималась баржа, вспенивая воду своим тяжелым форштевнем. Крышки люков исчезли под слоем снега. На корме Винсен различил силуэт моряка в непромокаемом плаще. Тот курил трубку, укрывшись в рулевой рубке. О чем он мог думать?
В памяти комиссара всплыла песенка, с успехом исполнявшаяся до войны Ли Готи:
Не думай ни о чем, течение реки сделает нас бродягами…
Потом шло судно под названием «Проходи мимо». Его сирена переливчато засвистела. Двое мальчишек остановились на берегу реки и какое-то время следили за скользящей по ее середине посудиной. Комиссар забавлялся, наблюдая за ними. Судно опустило свою трубку, приближаясь к мосту Сен-Мишель. Когда оно скрылось за быками моста, ребята помчались искать иных развлечений.
Комиссар вернулся к столу и сел. Трехэтажная связка бумаг ожидала его внимания. Текущие дела… Винсен безрадостно посмотрел на них. Он ненавидел бюрократическую сторону дел: отчеты, подведение итогов, антропометрию.
Сигарета его давно погасла. Он выплюнул ее на паркет и раздавил каблуком. Затем, вытянув ноги к радиатору, взял одно из дел, раскрыл его и принялся читать, но отказался от этого после третьей строки и закрыл папку. Все это могло подождать еще несколько минут. Он достал своей кисет с табаком, блокнот курительной бумаги. Табак был свежий, приятный для пальцев завзятого курильщика.
Скручивая сигарету, Винсен подумал о бутылочке старого винца, которая, к сожалению, заканчивалась. В полдень он даже не решился пропустить маленький стаканчик, который поднесла жена. Эта бутылка была последней в его прошлогодних припасах, привезенных из провинции. В этом году он не смог совершить свой традиционный «маленький набег» из-за чертового гриппа, приковавшего его к постели в последний момент перед отъездом. Комиссар подумал, что надо написать кузине Сиреди.
Телефон зазвонил именно в тот момент, когда он хотел провести языком по бумаге «жоб», названной так, наверное, потому, что она предназначена для небогатых курильщиков. Прежде чем снять трубку, он тщательно скрутил сигарету, послюнявил ее и только после этого ответил.
— Комиссар Винсен, — бросил он, поднеся трубку к уху.
Свободной рукой поискал спички в карманах пальто, положил коробок на стол рядом с сигаретой. Слушал он собеседника нахмурив брови, качая тяжелое пресс-папье. Время от времени невнятное бормотание срывалось с его губ. Мало-помалу в его маленьких глазках стали появляться искорки удовлетворения. Машинально он вернул дело на место, в первую пачку.
— Хорошо, месье заместитель. Конечно…
Стекла зазвенели от порыва ветра. Винсен посмотрел в окно. Снег валил густыми хлопьями. День начинал угасать, между тем была еще только половина четвертого. Чертовски рано!
— Согласен, месье заместитель. Пресса уже в курсе? Отлично, тем лучше. Я бы предпочел…
Нет, это настоящая буря, способная разнести в куски проклятые стекла.
— Да, да, я займусь, месье заместитель. Мои наилучшие пожелания…
Он положил трубку, позвонил посыльному, зажег спичку и прикурил сигарету, все еще глядя в окно.
— Месье комиссар…
Винсен повернул голову.
— Вот-те на, Берже! Уже на службе?
— Полчаса уже, — ответил посыльный, довольно ухмыляясь.
Суховатый, чертовски подвижный, было — заметно, что он чувствовал себя не в своей тарелке под взглядом комиссара, но тем не менее стоял на вытяжку — не из уважения к тому, а скорее от нетерпения.
Винсен стряхнул пепел.
— Хорошо, — надменно бросил. — Самое время показать, что вы из себя представляете: смышленый вы парень или полный идиот, подобно большинству ваших коллег. Узнайте мне тотчас же: первое — номер телефона Жана Дравиля, киноартиста, улица Ранелаг, 53, это не составит труда; второе — время отправления ближайшего поезда на Орлеан, что не сложнее первого. Ясно? Отлично. В вашем распоряжении пять минут!
Берже козырнул и вышел. Винсен слышал его торопливые шаги по коридору, пока снимал трубку, чтобы связаться с женой.
IV
Жюльетта Дравиль умоляюще сложила руки.
— Нет, месье Клид, я не убивала Жана. Я клянусь вам, что подобная мысль никогда не приходила мне в голову. Я не знаю, сможете ли вы понять, поймете ли вы… Я…
Она запнулась, ожидая поддержки, дружеского внимания. Клид оставался безмолвным. Жюльетта Дравиль нервно тряхнула головой. В ней появилось что-то демоническое с этими прядями волос, закрывающими лицо, и безумно изломанным ртом. Платье открывало часть еще молодой шеи и тонкое белье.
— У меня не было любовных связей до него. — Она покраснела. — Он был первым. И ничто не могло оторвать меня от него. После каждой интрижки он возвращался ко мне таким же, каким был на свадьбе, точно таким…
Беседа приобрела доверительную окраску. С напускным безразличием Клид позволил ей высказаться, но его мозг регистрировал каждое слово с невероятной точностью.
— Он был еще ребенком, нежным и слабым, — продолжала она. — Я была ему нужна, да и сама не могла представить себе жизнь без него. И после этого вы хотите, чтобы я его убила?
Клид отметил, что она говорит так, будто ее муж действительно мертв. И был убит. Она быстро произносила спой монолог глухим голосом, размеренно, подавшись вперед, с устремленным в пустоту взглядом. Ей хотелось освободиться от воспоминаний.
— Это правда, — призналась она, — что я не забеспокоилась, не дождавшись от него телефонного звонка вчера вечером. Но я обманула вас, сказав, что испугалась лишь после звонка постановщика. Это ложь. Просто мне было тяжело. Я с самого начала подозревала, что Жан повез с собой женщину. А…
Женщина заколебалась, стоит ли рассказывать дальше. Мешала стыдливость или, может быть, гордость. Она вздохнула.
— Я провела ужасную ночь, борясь с ревностью. После этого дрожала все утро. Жан знал, что одно слово может меня обрадовать. К половине двенадцатого я решила поделиться своим беспокойством с подругой. Позвонила, она назвала меня ненормальной и выругала как следует. Мне это было необходимо. Я вновь почувствовала себя увереннее. Затем около часа, когда раздался телефонный звонок, я была уверена что это Жан. Я тут же все забыла, все простила. Но это был не он, а женщина со странным акцентом. Она сказала…
Она задохнулась. Клид привлек ее голову к своей груди и слегка погладил по волосам. Только сейчас он заметил седину в темных прядях.
— Она вам сказала?..
Жюльетта Дравиль медленно расслабилась, подняла голову и взглянула на него. Клид смотрел на нее с сочувствием. Она решила, что нашла друга, что он перестал подозревать ее и готов прийти ей на помощь.
— Она мне сказала: «Вы не увидите больше своего мужа живым». У меня вырвался крик. Она рассмеялась. Я просила ее сказать, что произошло с Жаном. Она повесила трубку, не проронив больше ни слова. Вот с этого момента я действительно начала волноваться. Сначала я подумала известить полицию, но потом решила, что они посмеются надо мной. Мне вспомнилась статья в утреннем выпуске «Фигаро» с вашим именем. О вас написали много хорошего…
